Возвращаюсь по тексту назад. Вспомните уважаемый читатель, как я писал, что в переменах жизни на ж.д. станции Тощица, как в зеркале, отразились эти перемены в жизни страны в целом после заключения с Германией договора (пакта) о ненападении со всеми приложениями – протоколами к нему, особенно экономическим соглашением. Жизнь ухудшилась, хлеба стали выдавать по одному килограмму в руки. А дальше «хлебный вопрос» и весь почти продовольственный вопрос я довел до логического конца - до распада СССР и финала социализма в нашей стране.

     Если до пакта зерно из колхозных токов и амбаров выгребали лопатами, то теперь «под метлу». О том, как будут жить – выживать колхозники – никто не думал и не заботился. Кормились, в основном, с приусадебного участка, картошкой. Да ранней весной ходили по прошлогодним картофельным полям и собирали неубранную перемерзшую вонючую массу картофелин, промывали, пекли и ели из этого крахмала оладьи. Особенной нищетой у нас почему-то отличалась деревня Дедово. Объяснений этому дать не могу.

     Мясо, масло в Тощице, где проживали служащие, рабочие местных предприятий, интеллигенция и пенсионеры из числа этих социальных слоев, и в добрые довоенные времена было редкостью, а осенью 1939 года совсем исчезло. Что в изобилии лежало на полках магазинов сельпо и ОРСа (отдел рабочего снабжения) – это крабовые консервы в банках, покрытых пылью, так как их никто не покупал. Люди не знали ценности этого продукта. Иногда, когда у прилавка разливали «на троих», брали крабов на закуску, так как другого ничего не было. Сахар тоже исчез. Кондитерские изделия, конфеты, кроме «монпасье» стали редкостью. Даже керосин для ламп освещения стал поступать с перебоями. Люди говорили: «Все идет в Германию. Задабриваем Гитлера». И не ошибались.

     Что еще запомнилось мною в период после заключения пакта? Это движение ж.д. эшелонов. Мы с родителями жили в Тощице метров 100-150 от железной дороги. Дорога была двухпутная. Второй путь проложили примерно в 1931-32 гг. Мне было тогда уже 5-6 лет. Хорошо помню его строительство. «Красноармейцы», как все называли военных железнодорожников, строителей, расположились в палаточном городке в редком сосновом лесу справа от полотна железной дороги, если ехать в направлении г. Рогачева, за переездом, ближе к кладбищу, которое и сейчас функционирует недалеко от поселка «Синеж» на котором в 1955 году был похоронен мой отец. Так подробно некоторые моменты в своих воспоминаниях я описываю потому, что это интересно моим землякам, для которых, в основном я и пишу. Многое уже позабыто, произошли топографические изменения и местности, наличия и размещения сооружений. Ведь я описываю времена, от которых до наших дней ушло из жизни три и более поколения жителей Тощицы. А молодым, как мне сообщают земляки, куда я в основном и направляю свои «творения», все же интересна история нашей родины. Вот земляки и просят все описывать подробно, чтобы восстановить историческую память о Тощице, чем и занимается музей при Станционно-Тощицкой ОСШ и учитель истории.

     С военной точки зрения – железная дорога, проходящая через станцию Тощицу – это рокада, то есть дорога, идущая параллельно западной границе СССР, а в довоенные времена не так уж и далеко от границы, и соединяющая г. Ленинград на севере и г. Одессу на юге. Двухпутной она просуществовала с 1932 до февраля 1944 года, когда, отступая, немцы разрушили оба пути, подорвав рельсы и поломав пополам шпалы (они тогда были деревянными) специальным огромным механизмом типа плуга-распашника, который запускался между рельсами пути под шпалы и тащился двумя паровозами, за которым ж.д. полотно уже представляло бесконечную канаву, обе стороны которой были усыпаны полушпалами и кусками рельсов.

     С освобождением Белоруссии железную дорогу восстановили, но сделали ее опять однопутной. И до сих пор она однопутная. Полотно осталось на два пути, а рельсы уложены для одного пути. По-видимому, из-за ненадобности уже второго пути, так как получили развитие другие виды транспорта, особенно автомобильный, а также по причине увеличения скорости движения и длины составов, что привело в свою очередь, к необходимости развития пристанционных путей. Чтобы дать возможность пропустить встречный состав или важный и срочный догоняющий состав.

     Например, в Тощице до ВОВ пристанционные пути доходили только до ж.д. переезда, что на быховском направлении. А сейчас на этом направлении пристанционные пути продлили еще почти на километр дальше, чем были до войны.

     Узловыми станциями, на которых можно с рокады уйти на запад или на восток, на территории Белоруссии были и есть – это Орша, Могилев, Жлобин и Гомель. Так вот, после заключения пакта и подписания комплекта других документов, вскоре после разгрома Польши, с юга до Орши или Могилева, а затем с поворотом на запад, без остановки (двухпутка, встречные поезда не мешают) громыхали составы с цистернами нефти. По-видимому, подобные составы сворачивали на западное направление и в Жлобине. Но главная узловая станция – это Орша. Поезда, идущие на запад и через Могилев и через Жлобин, все равно сходятся в Минске. А дальше, по железным дорогам Польши, идут в Германию.

 

     После подписания пакта с Германией 23 августа 39 года и до начала Великой Отечественной.

      С этого же времени и до начала ВОВ с востока, а в Орше «почему-то» с поворотом на юг мчались воинские эшелоны. Сейчас понятно, почему эшелоны мчались на юг. Сталин считал, что Гитлер при нападении на СССР главный удар нанесет с юго-западного направления, чтобы захватить богатую хлебом Украину, металлургические заводы и промышленность Юга, Донбасс, а там, не так уж далеко нефть Грозного и Баку. Вот и готовили ему «достойную встречу», или сами собирались наступать на юго-западном направлении. А в случае, если мы упредим Гитлера в сосредоточении и развертывании войск, или успеха в первом периоде войны – это будет кулак для захвата нефтяных районов Румынии и перекрытия наглухо крана на трубе, по которой нефть из Румынии (р-н Плоешти) поступает в Германию. Своей нефти в Германии нет. Синтетического бензина для ведения войны не хватит. А что дальше? Германии «капут»! Да, гладко было на бумаге… Но…

     Бывало, случалось так, что идущие с севера и юга поезда с нефтью и войсками с тяжелой техникой встречались и одновременно расходились в разных направлениях напротив нашего дома. Скорость поездов была огромная, составы длинные, тяжелые. Стоял страшный грохот, земля и дом дрожали, окна дребезжали, наши часы с боем, о которых я писал в книге первой своих воспоминаний, начинали невпопад с истинным временем, отбивать часы и по полчаса и звенеть, пока не пройдут эти груженые поезда. И так днем и ночью, с нарастанием частоты движения поездов по мере приближения начала войны. Сначала этот шум и грохот, сотрясение земли и дома мешали спать. Затем мы привыкли, но, все равно, мозг сквозь сон фиксировал прохождение каждого эшелона. «В воздухе пахло грозой…» Люди чувствовали, что война приближается… Гремело и трясло, когда проходил и один эшелон, без встречного, но тише.

     В конце 1939 года и в начале 1940 военные эшелоны погнали в обратном направлении, на север. Причина: во время советско-финляндской войны прорвать «Линию Маннергейма» войсками только Ленинградского военного округа не удалось. Пришлось направлять помощь из Украины – из Киевского и других военных округов. В одном из таких эшелонов вместе со своей воинской частью ехал и мой брат – лейтенант Драгун Василий Макарович. Эшелон промчался, не останавливаясь. Но Вася, зная, что будет проезжать Тощицу, заранее подготовил письмо и привязал его к небольшому камню, каких вдоль ж.д. полотна сотни и тысячи. Поезд днем промчался в 100-150 метрах от родного дома. Вася бросил камень с письмом к группе подростков, как обычно, провожавших эшелоны маханием рук, получая в ответ от красноармейцев такие же знаки уважения. Через 30 минут письмо Васи было уже у нас дома. Развязали нитки, которыми письмо было привязано к камушку. Текст гласил: «Еду воевать. Ваш сын и брат Василий». Мама заплакала. Отец стал серьезным и грустным. Один я стал веселым и во дворе хвастался ребятам, что Вася едет воевать с «белофиннами». Но мне «не повезло», так как эшелон не успел дойти до Ленинграда, как с Финляндией был заключен мирный договор. Эшелон повернули в Эстонию, потом, вскоре, часть, где служил Вася, направили в Литву, где она развернула аэродром, на который прибыли летчики на своих самолетах из Западной Украины. А после приехали и семьи комсостава, которых, спустя год, с трудом, под огнем немецких автоматов, все же удалось отправить назад на Украину. Об этом я писал в Книге первой воспоминаний.

     А составы с нефтью с нарастающей частотой продолжали идти в Германию. Воинские эшелоны опять пошли на юг тоже с нарастающей силой. И первые и вторые шли через Тощицу до начала ВОВ. Эшелоны с войсками шли к западной границе и после 22 июня 1941 года. Но разгружались в основном, на Московско-Минском направлении уже восточнее Днепра, а это уже вне поля моего зрения.

Резун-Суворов в своем «Ледоколе» описывает, как с осени 1939 года во внутренних округах СССР формировались дивизии и армии и недоукомплектованные направлялись к западной границе, называя их «Вторым стратегическим эшелоном». А «Первый стратегический эшелон», предназначенный для «вторжения», незадолго до войны сосредотачивался почти у самой границы, освобождая территорию для прибывающего «Второго стратегического эшелона». Я, конечно, не знал, и до сих пор не знаю, войска каких «Стратегических эшелонов» шли на юг через Тощицу мимо нашего дома «гремя… и сверкая блеском стали», мешая нам спать. Но то, что они шли и так интенсивно мчались на юг, подтверждает, что Резун не сочинял небылицы. Я думаю, что мчались на запад и эшелоны для усиления и Первого стратегического эшелона, а не только Второго.

Немного о Резуне-Суворове. Напрасно, по-моему, охаивают его и его труды, вместо того, чтобы на каждый поднятый им вопрос дать исчерпывающий правдивый ответ, т.е., проанализировав приведенные им факты, его выводы и взгляды, дать им оценку, указать, где он неправ, а где и прав. Почему-то историки, политологи, вся эта когорта академиков, профессоров, докторов и кандидатов военных и исторических наук с многолетним, еще советским стажем, со сталинской закалкой, считают ниже своего достоинства прорецензировать печатные труды этого «предателя».

     Кстати, в чем его предательство? В советские времена артиста, спортсмена, шахматиста, ученого, писателя, поэта, дипломата и др., оставшихся за рубежом, не знавших и не выдавших никакой тайны, сразу же объявляли предателем. Может быть и Резун такой же предатель? Не пора ли отменить в отношении его приговор, если это так и разрешить возвращение на родину? Он нам через средства массовой информации и разъяснит все, что происходило накануне ВОВ, раз ученые, политологи и государственные деятели не могут или не решаются это сделать. Но мне кажется дело в другом. Трудно, во многих случаях, опровергнуть Резуна. Много воды утекло со времени издания его книг, даже у нас в России, а слышно только, что он предатель и фальсификатор. Мне кажется, что Резуна назначили « предателем и заочно приговорили к смертной казни только за то, что он раскрыл когда то. Что сейчас у нас пишется открыто в том числе 12 томном труде ВОВ (том 1 стр 88), что СССР готовил удар по Германии а не только Германия по СССР. Написал преждевременно рано за что и получил. В наше время смертная казнь Резуну уже бессмысленна потому, что написал Резун уже пишут многие, даже в официальных серьезных трудах. Не пора ли его реабилитировать и привлечь к написанию еще не написанных томов 12 томного труда о ВОВ.

     Приведу еще один пример, как невинного человека отнесли в лагерь перебежчиков из советского «рая» в капиталистический «ад». В начале XX века в Петербурге жил и творил талантливый поэт Игорь Северянин. Говорят, что был он талантливее Маяковского и даже Блока. Недалеко от Питера, в сторону современной Эстонии, у него была, как и у многих петербуржцев, дача, на которой он и жил почти постоянно. Свежий воздух, клубника, ранняя редиска, огурчики с пупырышками и т.д.! Не жизнь, а малина! Да, да – и малина росла и хорошо плодоносила на дачном участке. Стихи в этих условиях шли «роем». И надо же было такому случиться, когда, после революции в 1918 году, Эстония отделилась от России, получив самостоятельность, дача Северянина оказалась на территории Эстонии, квартира же осталась в Петербурге. И ездить на дачу из Петербурга и в обратном направлении стало не так просто – граница. А почему-то через границу в СССР стали, как тараканы в хлебницу, лезть шпионы, диверсанты, террористы и другая нечисть. Границу поставили «на замок». Когда поворачивали ключ в замке, Северянин был на даче. Правда он особенно в Петроград и не рвался. А тут дошел и до Эстонии слух, что в Петрограде от голода умер А.Блок, написавший поэму «Двенадцать». После этого Северянин в Петроград уже не приезжал, хотя его двоюродная сестра (кажется так) Александра Коллонтай была видным советским и партийным работником, правда «шатавшаяся» от меньшевиков к большевикам и в других направлениях, например к матросам. С 1923 и до 1945 года на дипломатической работе (чтобы «шаталась» не дома, а лучше за границей).

     Так вот, после «добровольного» вступления Эстонии в СССР «белоэмигранта» Игоря Васильевича Северянина органы НКВД посадили на «казенные харчи», хотя он безрезультативно доказывал, что в жизни никуда и никогда не эмигрировал, а постоянно жил на своей даче. Это даже соседи могут подтвердить. А что граница прошла восточнее его дачи – «сами виноваты» - надо было ее проводить западнее дачи. Тогда бы он постоянно был гражданином СССР, как когда-то был гражданином Российской империи. Рано или поздно, но Игорь Васильевич вернулся на дачу. По-видимому, сестра помогла.

     Возвращаюсь к Резуну-Суворову. Я его «Ледокол» и «День-М» проработал три раза. Первый раз бегло прочитал. Понял не все и согласился с официальными оценками. Второй раз прочитал внимательно и понял, что не все так, как пишут об этих книгах у нас. Третий раз проработал «с карандашом в руках». И что до меня дошло? Резун на труды и высказывания наших врагов не ссылается, а только на К.Маркса, Ф.Энгельса, В.Ленина, Л.Троцкого, И.Сталина, и наших маршалов и генералов. Нигде выдержки и цитаты из их трудов не искажает. Факты приводит те, которые я знал и без Резуна, так как сам много читал, из того, на что он ссылается, видел составы цистерн, с нефтью, идущие а Германию, и воинские эшелоны, «отправленные» Резуном в своих книгах с востока на запад и проходящие через станцию Тощицу. С Резуном можно согласиться просто логически рассуждая, анализируя то, о чем он пишет и зная, что происходило в эти годы в СССР.

С чем у Резуна я принципиально не согласен, так это с тем, что он осуждает подготовку страны в военном отношении (будь то к обороне или к нападению на потенциальных врагов). А как же иначе? Весь мир бурлит. Все вооружаются, заключают договора, стараются уцелеть, не вступить в войну, да еще за счет других, более слабых. Как на западе, так и на востоке возникли два сильных агрессивных государства, принципиально непримиримых с нами, открыто заявляющих о желании расширить свои жизненные пространства за счет наших необъятных территорий, вступившие в союз между собой. Все ненавидят общественно-политической строй, установленный в нашей стране, не верят нам, бояться нашей агрессивности, не хотят вступать в союз с нами и брать на себя конкретные обязательства о взаимопомощи.

     Так что же нам остается делать? Сидеть и ждать? Оставаться тихими, белыми, пушистыми, как будто ни один серый волк нас не тронет, не растерзает, увидев, что мы такие хорошие?

    Нет. Сталина и страну в целом, за то, что в те далекие времена мы готовились сразиться с агрессорами, надо не осуждать, а восхвалять. А вот за то, что мы думали побеждать только наступательными действиями, «малой кровью, могучим ударом», притом, на вражеской территории, при поддержке трудящихся стран агрессоров и не готовили страну и армию к обороне; за то, что опоздали с выдвижением войск из глубины страны к западным границам и их развертыванием; за то, что первый эшелон наших войск, уже находящийся на этой границу и близь ее, из-за боязни спровоцировать противника не был приведен в боевую готовность, не занял позиции для обороны (а их и не было), а занимался не тем, чем надо было заниматься в то время; за то, что прибывающие войска тоже, сходу, не готовили позиции для обороны и не были в срочном порядке доукомплектованы и личным составом, и техникой; за то, что не было планов на оборону и на случай отхода, зная с каким врагом предстоит столкнуться (шапкозакидательство и русский «авось» сработал даже в этой ситуации), планы же на наступление оказались ненужными, т.к. враг силой и стремительностью своих ударов нас сразу же ошеломил и парализовал так, что мы не могли не только наступать, как требовали планы, но и удержаться на месте – вот за это надо было не только осуждать, но даже судить, «сажать» и расстреливать. Виновных, конечно, исходя из степени вины.

     Итак, Резун, давая хорошую, в целом, фактуру, глубоко ошибается с оценкой наших действий и их целей. Готовиться к войне с агрессором и, даже, первыми напасть на него, нанести упреждающий удар – не преступление, а обязанность миролюбивого государства, имеющего возможность это сделать. Мы были в ситуации, когда, если не мы, то нас!

  

http://www.proza.ru/2013/01/04/535