Воспоминания допризывника об операции "Багратион"
В эти дни и месяцы июнь-август 1944 года Красная Армия освободила мою родную Беларусь от немецко-фашистских захватчиков, блестяще проведя операцию «Багратион». Часть восточной Беларуси была освобождена в конце 1943 года и в конце февраля 1944 года. Железнодорожная станция Тощица, где я жил вместе с родителями, была освобождена 23 февраля, в день Красной Армии. А 25 февраля я вернулся домой, пройдя небольшой «курс молодого бойца» в партизанском отряде Воробьева. В армию пока не взяли т.к. не дорос до призывного возраста. Три старших брата уже воевали с первых дней Великой Отечественной, т.к. были военнослужащими.
Конечно в операции «Багратион» я не участвовал, но могу и хочу кое-что интересного рассказать, что видел сам и мне рассказывал отец, которого и в 1941 году и в 1944 в армию не взяли по возрасту.
По ходу повествования будет упоминаться 124-я гаубично-артиллерийская бригада большой мощности резерва Верховного Главного командования (РВГК). Несколько строк о ней. Бригада была сформирована в 1937 году в Днепропетровской области. В основном была укомплектована личным и командным составом из жителей области. Тягой тяжелых орудий были мощные, но тихоходные трактора С-60ЧТЗ. Не буду описывать боевой путь бригады, да я его и сам не знаю. Кажется, в конце 1943 года бригада участвовала в освобождении от захватчиков «родной» Днепропетровской области и была встречена как родная знакомыми, родственниками, руководством области, районов, колхозов, совхозов и всех населенных пунктов. Со всех уголков области до войны призывали молодежь и пополняли бригаду днепропетровцы.
При освобождении «родной» области бригада участвовала, но дальше наступать не могла – тракторы от многолетней эксплуатации в боях и походах без ремонта рассыпались. Получение взамен изношенных исправных мощных тягачей не светило. Бригада небоеготова! Что делать? На военном совете фронта с участием местных руководителей высокого ранга было решено провести регламентно-ремонтные работы на родине формирования бригады – прямо здесь в Днепропетровской области, используя промышленный потенциал ее, особенно для изготовления запчастей и непосредственно выполняя ремонтные работы в МТС, которым и карты в руки – они и были созданы помимо всего прочего для ремонта тракторов.
Работа закипела. Механик –водитель трактора работал в роли техника ремонтника, орудийный расчет в качестве слесарей, командиры – артиллеристы руководили ходом работ в своем подразделении, части. Соседи, родственники просто знакомые – все помогали своим землякам.
Землячество, родственные связи сплачивали личный состав бригады с местным населением. Работали все с энтузиазмом с высоким патриотическим подъемом. Любовь к «своей» воинской части и реальный патриотизм сделали то в короткий срок, чего не могли бы сделать даже на ремонтном заводе, на базе которых выполнялся ремонт машин.
Рабочие МТС совхозов колхозники помогали воинам своим безвозмездным трудом и отдавали на ремонт военных тракторов свои заначки и запчасти, припрятанные от немцев во время оккупации. Так как артбригада в 1937 году формировалась в этих краях, среди личного состава и командиров было много уроженцев этих мест. Это еще больше сплачивало личный состав бригады с местным населением.
Регламентно-ремонтные работы были закончены по плану с высоким качеством. В 124 гаубично-артиллерийскую бригаду большой мощности резерва Верховного Главного командования вдохнули новую жизнь, что обеспечило выполнение ею боевых задач летом 1944 года в Беларуси при проведении операции «Багратион», когда она участвовала в прорыве обороны противника на реке Друть, северо-западнее города Рогачева, в районе деревень Хамичи, Ректа, Озераны, Подселы и др. Это мои родные края. Друть протекает в 12 км западнее станции Тощица, где я официально родился, вырос, учился и откуда ушел в Красную армию в 1944 году.
Город Рогачев – 25 км южнее Тощицы. В районе Рогачева Друть впадает в Днепр. В рогу между Днепром и Друтью вырос город Рогачев, в родильном отделении ж.д. больницы которого я реально и появился на свет божий 15 января 1927 года в 18 часов 30 минут. Когда затем отмечали дни моего рождения, мама раньше этого времени за стол никогда не садилась.
Местность вокруг указанных выше деревень лесистая. Лес зрелый и перезревший. В этих лесах до ВОВ отец заготавливал осмол – разделанные до определенного размера смолистые сосновые пни, которые зимой на санях лошадьми привозили на тощицкий смолзавод. А во время летних школьных каникул я приезжал в этот лес и помогал отцу. Хорошо помню эти красивые здоровые леса, местность, воздух которой пропитан фитонцидами. Сосновые леса растут на борах, грунт песчаный, сосна от сосны 10-15 метров. Бор весь просвечивается солнцем, воздух теплый, земля прогретая. Это не темные неуютные ельники. А здесь ляжешь на спину, чувствуется тепло земли. Смотришь, как высоко, высоко бегут белесые облака и кажется, ты с ними, куда-то уплываешь.
Сосна эта называется мачтовой. Смотришь лежа ввысь – деревья, как мне казалось, высотой метров 20, не меньше. Сучья и лапки с иголками только на самой вершине дерева по длине его метра полтора и только. И с этой двадцати метровой, а может быть и большей высоты при любой самой тихой погоде, слышен легкий шум, убаюкивающий и успокаивающий душу и нервы.
У комля диаметр сосны 40-50 см. А ввысь идет с небольшим утончением. И мне кажется у самой зеленой вершины диаметр сосны сантиметров 10-15, т.е. вся эта длинная хлыстина была деловым деревом. Метра 3-4 от земли кора старая, потрескавшаяся, а дальше – это золото, особенно в солнечные дни.
Недалеко от этих боров, от нескольких метров до нескольких километров протекала Друть. В этих местах санатории да дома отдыха строить надо было бы для лечения легочных и нервнобольных. Весь лес (чудесный сказочный лес) был побит осколками от снарядов и пулями. С приходом в Тощицу Красной Армии (23 февраля 1944года) пустили в ход лесопильный завод, «остановленный» за несколько дней до освобождения ударом нашей штурмовой авиации. После недолгой партизанской «эпохи» я вернулся домой и немного до и после эвакуации за Днепр перед операцией «Багратион»поработал на лесопилке. От Друти на распиловку привозили бревна. Сколько мы пил попортили при этом т.к. почти во всех бревнах внутри был металл. Если не обнаружишь его и не вырубишь топором – пила пропала, полетят зубья. А в войну все в дефиците. Достать другую пилу почти невозможно. Так что здесь и 124 гаубичная артиллерийская бригада оставила свой след.
Наступательная операция «Багратион» началась 23 июня 1944 года. На день раньше ее начали белорусские партизаны . На левом южном фланге белорусских и прибалтийских фронтов наступал 1-й Белорусский фронт под командованием генерала армии Рокоссовского К.К. К нему с севера примыкал 2-й Белорусский фронт ген.Захарова. Разграничительная линия между 1-м и 2-м фронтами проходила через станцию Тощица, включительно в 1-й Белорусский фронт и далее на запад к Друти. Все перечисленные выше деревни на реке тоже были включительно во фронт Рокоссовского. Вот отсюда с правого фланга фронта начинался один из ударов на Бобруйск. Второй удар в направлении на Бобруйск был с левого фланга фронта из района городка Паричи.
Старшие офицеры и генералы должны помнить, что при утверждении плана наступательной операции Рокоссовскому, Сталин потребовал от него наносить только один главный удар, а не два, как я описал выше. Рокоссовский не согласился с Верховным. Тогда Сталин отправил Константина Константиновича в приемную комнату «хорошенько подумать». Вернувшись, Рокоссовский остался при своем. Кажется, Сталин опять выдворил командующего в приемную «еще раз хорошенько подумать». Но и на этот раз Рокоссовский продолжал горячо отстаивать свое решение. Сталин, наконец, согласился и утвердил план.
Так кто же был прав? Что показала операция в ходе своего развития? В конце марта и в начале апреля все жители междуречья Днепра и Друти были выселены за Днепр. Тощицкие жители выселялись во временный районный центр Бахань, т.к. Быхов еще не был освобожден. Нас с матерью тоже эвакуировали но мы остановились в деревне Шапчицы у знакомых. Это было примерно 25 км от линии фронта. Отца оставили в Тощице, так как он с приходом наших организовал работу смолзавода, и сам работал на нем. Смолзавод давал древесный уголь, который нужен был для кузниц в деревнях и для походных кузниц нашей армии. Деготь применяли те же потребители для смазок осей колес телег. А за скипидаром до эвакуации можно сказать была очередь. От красноармейцев тоже отбоя не было. Натирали скипидаром больные суставы, поясницы и прочие болящие места. В армии была не только молодежь. Подметали всех кому до сорока, а кому и за сорок. И у многих что-то болело. Отец стал главным «аптекарем». Его уже многие военные знали, даже Жуков. Скипидар был неочищенный – красненький. Это в нем присутствовали легкие фракции дегтя. Может он даже улучшал лечебные свойства скипидара. Некоторые «больные» у которых что-то было неладно в кишечнике принимали его внутрь: с сахаром, с хлебом и даже немного добавляли во фронтовые 100 грамм. На своем личном опыте подтверждаю, что помогает! Когда в желудке или кишечнике было что-то неладно, а мы сельские пацаны возились с котятами, щенками, поросятами, телятами, козлятами и другими милыми нам животными от них и заражались, мама капала на сахар скипидар и я его разжевывал и глотал. Потом примерно часа через два еще принимал это лекарство. На второй день я был здоров и вся нечисть, не зная как спастись, убегала из меня, найдя все же выход.
Когда мы с мамой вернулись из эвакуации, а это было сразу, как только немцы побежали с Друти, отец нам рассказал все, что тут происходило без нас. В лесу стояли танки, тракторы и артиллерия. Все танки трактора, а также орудия стояли в капонирах. Ни пройти, ни проехать такая была плотность орудий и военной техники в лесах вокруг Тощицы особенно по направлению к Красному Берегу. Близко к фронту их не размещали. А чтобы с началом наступления можно было быстро подать все к Друти, дорогу спрямили, проложив гать из бревен через болото «Синеж» от поселка «Синеж» к деревне Дедово. А это километра три через трясину. А за Дедовым, недалеко и передовая до Друти. Приезжали в Тощицу на стык двух фронтов Жуков. Рокоссовский, Захаров, а с ними подчиненные им начальники: танковый, артиллерийский, авиационный, связи, инженерный и другие. Заходили и на смолзавод, полюбопытствовать. Отец рассказал всем, что производит завод, из какого сырья, куда уходит сейчас его продукция. Жуков удивился лечебными свойствами неочищенного «красненького» скипидара и попросил отца налить ему бутылочку этого лекарства (наверное, у него болели суставы от фронтовой неустроенности). Отец быстренько нашел в будане (деревянное помещение между двух котлов-реторт) пустую четвертинку ( по видимому душа предчувствовала, что она понадобится для большого начальства и была накануне опорожнена) наполнил ее до краев и передал Жукову, а тот кому то другому – по видимому адъютанту. Увидев, что отец растирает руки скипидаром из черпачка и нюхает их при этом, Жуков сделал то же самое. Остальные высокие чины, по примеру отца и Жукова разлили остатки скипидара в свои ладони, растирали их и наслаждались приятным запахом древесного соснового натурального скипидара.
В наше время смолокурение заглохло – нерентабельно. А жаль! Скипидар сейчас производят из торфа и как то искусственно. Он ядовит. Не употребляйте его, как когда то в Тощице у детей скипидаром изгоняли из организма глистов. Отравитесь!
Еще рассказывал отец, потом я все это читал уже в военной литературе, что в первый день (23.06.44г.) наступления, наши войска на реке Друть, успеха не имели, а потери были большие. Это же в 12 км от станции Тощица. Начальство металось. Шли, какие-то части на подкрепление, через Тощицу направлялись за Днепр раненые, авиация наносила удар за ударом. А сдвигов нет. Группировка в районе Паричи, наоборот, в первый же день прорвали оборону немцев и погнали их к Бобруйску. Друтьская группировка немцев, видя, что они могут быть окружены, начала отход. Естественно наши части начали их преследовать, наступать на пятки. Как немцы не сопротивлялись, в «котел» в Бобруйске и вокруг его они угодили и были разгромлены. Замысел Рокоссовского удался. Не зря он отстаивал этот план перед Сталиным.
Хочу обратить внимание читателя на интересный факт, интересные совпадения. Из района станции Тощица, где жила семья Драгуна Макара Степановича, в том числе и я, младший его сын (а три старших сына уже воевали), ударил по немцам правый фланг 1-го Белорусского фронта. А из района местечка Паричи («местечко» слово польского происхождения, в переводе на русский означает «городок», не город, но уже и не деревня) и находящийся недалеко от Парич деревни Паганцы, ударил по немцам левый фланг 1-го Белорусского фронта и имел успех. Затем оба фланга фронта соединились западнее Бобруйска, образовав «котел» в который попались и «сварились» в нем, несколько десятков тысяч немцев, в то время наших врагов. А чем же интересна деревня Паганцы? Так это же наша Драгунов малая историческая родина, откуда пошли и есть Драгуны. По деревне, вдоль по улице проходила передовая. За сараями в 50-75 метрах проходила траншея противника. Это нам рассказывали уцелевшие родственники. Где были «наши», где были «ваши» - я уже не помню. Рассказывали еще, что противники пытались забросать один другого ручными гранатами. И что вы думаете случилось с деревней – да ничего, сгорела дотла до последнего дома и все. После войны кое – как возродилась – люди не хотели бросать родную землю, родные пепелища. Теперь совсем не так. А почему? Кто виноват?
Деревушка стояла со времен Киевской Руси. Во времена князя Владимира, крестившего Русь, ни Беларуси, ни Украины не было. И границ никаких не было между живущими здесь народами: вокруг Киева поляне, северяне, в лесах и болотах – древляне и дрыгавичи (от слова «дрыгва» - болото, трясина.) И те и другие – славяне. И с продвеку веков родной земли (как теперь бы сказали с «приусадебного участка») никто не съезжал. А если семья и уезжала куда-то – на своей земле кто-то из семьи оставался. И деревни не исчезали, как не исчезают они и в Западной Европе. Большая семья разъезжается, а продолжатель дела праотцев остается. Землю никто не бросит. За нее заплатили деньги, в нее веками вкладывали деньги, она кормила и будет кормить тех, кто на ней работает. Вот почему гнездо предков там без наследника не остается. Деревни как стояли веками, так и сейчас стоят.
А у нас в СССР, в России, да и в Беларуси, знаю деревни, исчезают, земли обрабатывать некому, зарастают бурьяном, кустарником, а потом и лесом. Никто и не знает сейчас, где была земля предков. Была своя, стала колхозная – ничья. Поколения сменились, межи забыты и заросли, своего клочка землицы уже давно нет, никто об этом уже и не сожалеет, потомки бывших крестьян уезжают в города, деревни исчезают. Многие бывшие крепкие хозяева уничтожены, сосланы в Сибирь вместе с детьми в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Они на малую родину никогда не приезжали, их дети уже никогда не приедут. Наступило беспамятство родных мест. Колхозы свое дело сделали и тоже развалились. Сельское хозяйство - большая незаживающая рана России. Исчезает и наша Драгунов, малая родина. Осталось в Паганцах только несколько семей . Жалко на душе тяжело, хотя я там никогда и не жил. Из рассказов дяди Конона помню только, что реку Березину по местному называют Береза.
Вот эти строки об исчезновении деревни я писал, где то в 2011 или 2012 годах. Когда в июне 2014 года готовил материал 2-й книги к переводу в электронный вид, для сдачи ее в типографию, получил еженедельник АиФ № 24 за 11-17 июня 2014 года, где на странице 6-й помещена статья В.Костикова «А ты хочешь быть русским?» в которой он пишет на ту же тему что и я. Но только события происходят в Италии. Очень мне приятно, что мы с Костиковым пишем на одну животрепещущую тему, но я «кустарь- самоучка» опередил его профессионала на два года. Не буду комментировать упомянутую статью, а в свою книгу вторую помещу ее полностью. Думаю, и на этот раз г-н Костиков не обидится – общее дело.
А ты хочешь быть русским? Какие скрепы нужны людям для счастья
Вячеслав Костиков Статья из газеты: Еженедельник "Аргументы и Факты" № 24 11/06/2014
Года три назад на стене придорожной таверны в Италии увидел надпись: «Слава богу, я итальянец». Судя по выцветшей вывеске, таверна была небогатой, старый домик местами потрескался, а одна из стен была стянута коваными скрепами.
Хозяин заведения вынес нам на улицу запотевшую бутылку белого вина, поставил блюдечко с маслинами. «Если будете обедать, я пойду на кухню», - сказал он. Выходило, что хозяин был ещё и поваром. Решили остаться: любопытно было узнать, за что же обитатели старого дома благодарят Бога. Других посетителей в таверне не было, мы предложили хозяину перекусить с нами, и разговор сложился сам собой. Оказалось, что и вино, и овощи для стола, и оливковое масло - всё с собственного по¬дворья. И хлеб был домашней выпечки. После выпитой бутылочки дошли и до интересующего нас вопроса.
И слава богу...
«А почему мне не благодарить Господа?» - удивился хозяин. И стал рассказывать. Оказалось, что дом, в котором он живёт, стоит на этом месте уже двести с лишним лет. И всё время и домом, и землёй при доме владеет одна семья. У нынешнего хозяина четверо детей. Трое старших уехали в город, а младший с молодой женой живёт с отцом, помогает по хозяйству. Со временем он станет наследником: ему отойдут дом, таверна, сад и небольшая оливковая роща.
Политические бури, которые пролетали над Европой и Италией, никак не затронули маленькое хозяйство. Мало изменился и быт семьи. Разумеется, в доме есть телевизор и Интернет. Есть газ (в баллонах) и магистральная вода. А вот вся мебель - от бабушек и дедов. И менять её никто не собирается.
По «советской» привычке мы полезли в политику. Ходит ли на выборы? За кого голосует? Оказалось, что ни сам Луиджи, ни его сын политикой не интересуются. «А зачем нам она, политика? Землю никто не отнимает. А раз есть собственная земля, то всё остальное зависит только от тебя: будешь работать - будешь и жить». Такая вот простая у хозяина таверны философия. Право открыть придорожную таверну получил ещё его прапрадед, и никто за последние сто лет это право не оспаривал и не оспаривает сейчас. В туристический сезон Луиджи без всяких формальностей и бумаг нанимает на несколько месяцев в помощь соседскую семейную пару. «А как же санинспекция, полиция?» - дожимали мы, памятуя о наших российских нравах. Оказалось, что, кроме почтальона, в таверну никто из местного «начальства» не заглядывает.
Старые оливы
Больших доходов у Луиджи нет, но налоги и счета за электричество и воду он платит исправно. В гараже две машины: подержанный фургон и «Фиат» с откидной крышей - недавняя покупка для сына.
- Скоро появится ещё один внук, - радуется Луиджи. - Бог даст, будет жить здесь. - И поясняет: - В честь его рождения подсажу к оливковой роще десяток новых деревьев. Хотите посмотреть?
В саду у Луиджи есть оливы, которым перевалило за 200 лет. «Эти деревья помнят моих предков. А новые я сажаю на будущее, для внуков». Оказывается, оливковые деревья начинают плодоносить только через 25-30 лет. Выходит, сажая новые деревца, Луиджи закладывает и работу, и доход, и радость для будущих поколений.
Нас поразило то, что в ходе затянувшегося застолья хозяин таверны ни разу не заговорил о политике. Он был лишён какой бы то ни было агрессии: не ругал ни русских, ни американцев, ни немцев. И было ясно, что жизнь его семьи зависит только от одного - от его собственности на землю, на оливковый сад, на дом со старыми коваными скрепами. И именно эта собственность и её незыблемость определяют его отношение к жизни, к семье, к будущему. Луиджи хочется, чтобы у живущего вместе с ним сына было много детей.
Их университеты…
У Луиджи нет большого образования. В его просторном доме мы не увидели книг. И едва ли он знает, что значит латинское «jus naturalе». Но в своей каждодневной жизни он опирается именно на «естественное право» - совокупность неотъемлемых принципов и прав, вытекающих из природы человека. Луиджи нравится быть итальянцем, потому что в его стране никто не посягает на его права, никто не учит, по какой истории ему жить, никто не принуждает кого-то любить, а кого-то ненавидеть. У него соб¬ственные скрепы с жизнью, со страной, с Богом.
Когда мы познакомились с Луиджи, в России никто не говорил о скрепах. О них заговорили после того, как о скрепах в своём Послании Федеральному собранию упомянул В. Путин. «Сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп…» Скрепы стали модой. Наверное, кто-то из депутатов уже пишет и диссертацию. Но вот что интересно: в России говорят исключительно о скрепах духовных, идейных. Словно бы все забыли о том, что однажды мы уже были скованы скрепами. Скрепами коммунизма. Скованы почти до утраты сознания. Что из этого вышло, мы поняли в августе 1991 года, когда казавшиеся нерушимыми скрепы лопнули, как сгнившая верёвка.
* * *
На днях на обочине модного подмосковного шоссе на огромном рекламном щите увидел другую надпись: «Слава богу, что я VIP». И вспомнился разговор с Луиджи. И вот о чём подумалось. Многие из проблем, с которыми сталкивается нынешнее российское общество, связаны с тем, что у нас, жителей России, в течение почти всего ХХ века было отнято (или сильно ограничено) право собственности. Люди не владели ни землёй, ни средствами производства, ни жильём. «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё»,- пелось в известной советской песне. А в какой-то период (во времена неистового большевизма 20-х годов) это «колхозное право» хотели распространить даже на детей, предлагая и их подвергнуть обобществлению.
Так что скрепы бывают разные. У одних такие, как у Луиджи, а у других - как у рекламного придурка, возомнившего себя «Очень Важной Персоной». Как бы нам снова не ошибиться со скрепами…